А тут – сели днем. На следующий день – только таможня. Почему, спрашиваю, так долго? А у нас, отвечает проводник, поезд на конской тяге. Точнее – тут он погрустнел, поправил лямки, – на людской.
Харьков. Курица довольна
Ну да, Харьков. Середина дня. Как поезд дотащился туда – не знаю. Стоны и хрипы Алевтина Исакыча рвали душу, но таковы жесткие законы РЖД. Приехали. На перроне стоят рядами Влатоцкий, Холодрыгман, Кощеев, Кощеев, Холодрыгман, Влатоцкий. Стоп, машина. Мой друг Кощеев живет не в Харькове, а под Харьковом. В Свердловске. И как-то уж больно много Влатоцких. И ни одного Димыча (еще один харьковский наш товарищ, правая рука Януковича, левая рука Ющенко и все остальное – Тимошенки). Может, думаю, просто офени вырядились, чтоб дуриком сбыть свой товар. Так и есть. Купили курицу, водку, пиво, Лизе какая-то полубезумная одноногая Люда Холодрыгман всучила махрово мракобесную брошюру (издательство «Вече»), направленную против масонского заговора глобалистов. Секта сектой, а еще в твердом переплете.
Но тогда я еще не знал, что она за спиной прячет. Потому что в руках у меня была курица. Ну, думаю, перекушу. Курицу, Лизка ярится, строго пополам делить, строго! пополам! Не смей мою половину хватать, живо все пейсы повыдергаю. А чего там выдергивать, она все уже повыдергивала. Пришли. Лизка цитирует любимую телерекламу. Курица, дескать, довольна. Отличная, кстати, реклама. Курицу убивают, а она счастлива. Прямо как мы в Российской Федерации. Чтобы, продолжает свою мысль злобная баба, курица не обижалась, отщипну-ка я кусочек крылышка. Ну что ж, пусть отщипнет. Откупориваю бутылочку, размышляю о бренности теомахии, тянусь к свертку с курицей.
Чтобы, мол... Даже знаками показываю – тянусь, дескать, чтобы закусить. Лиза, вся красная, только сопит. Яростно жует. Глаза выкатила. Сопит и жует.
– Бу-бу-бу-бу.
– Что?
– По-би-ба-бе…
– Ничего не по-би-би-ба-бе…
– Понимаешь, курица оказалась инвалидом… – и в слезы. – Бедная курочка. Что ж они с ней вытворяли! – слезы и верещания взбудоражили бы весь вагон, если б он был не пустой. – Курочка покойная была одноногой, с недоразвитым крылом. И – слезы перешли в вопли – с одной стороны у нее совсем не было внутренностей! А-а! О-о! Одни кости.
Костей и впрямь было как от нормальной курицы, ну да озверелую Канистру разве переспоришь. Тем более, что она для аргументации уже взялась за что-то тяжелое. Стоп-кран, видимо, отвинтила. Взялась, но держит не очень крепко – очевидно засыпает. Она всегда, как пожрет, – немедленно засыпает. Так и есть. Изо рта еще остатки курицы торчат, а визгливый храп уже сотрясает вагон.
Я отхлебнул, не закусил, и тоже прикорнул на полу. Проснулся от воплей – оказывается, она свою сектантскую брошюру вслух зачитывает. Мимо проходящим поездам. В окно высовывается и орет:
– Масоны! Глобалисты! Сайентологи!
Я сайентологию, признаться, тоже недолюбливаю, но зачем так орать? Потом она начала своих масонов искать. В унитазе, в сумке моей («сейчас сожру тебя, масонская сволочь!»), ходила к шоферу поезда, оскорбляла его глобалистом. Потом перекинулась на меня. Ты, заявила, полностью изобличен. Не отпирайтесь, ваша карта бита, чистосердечное признание ускорит расстрел… гм… хр…
Слава тебе, Курица, опять уснула и захрапела.
А то б не все доехали и я даже подозреваю, кто именно не доехал бы. Я, кстати, хотел, было слинять уже в Таганроге, но обнаружил, что она меня к полу приковала.
В следующих сериях "Таганрог", "Город Онопка. Медсестра"