Пустились по морю в грозу.
Будь попрочнее старый таз,
Длиннее был бы мой рассказ
Новые и старые пародии. На Всеволода Емелина, Дмитрия Данилова, Мирослава Немирова, Андрея Родионова, Данила Файзова, Данилу Давыдова, Германа Лукомникова, Ольгу Лукас, Евгения Лесина, Юрия Кувалдина, Тимура Зульфикарова, Дмитрия Воденникова, Александра Гальпера, Аню Логвинову, Владимира Бондаренко, Сергея Шаргунова, Вадима Степанцова, а также на Веру Павлову, Татьяну Бек, Олега Григорьева, Александра Щуплова, Осипа Мандельштама, Тимура Кибирова, Владимира Вишневского, Владимира Сорокина, Владимира Набокова, Андрея Кнышева, Игоря Холина и Генриха Сапгира.
Всеволод Емелин
Философский ремейк баллады о прибавочной поэтической стоимости
Надоело в ложах масонских
Убивать русский народ.
Три мудреца сионских
Сели на пароход.
На пароход философский,
Старый корабль.
А я в конторе ментовской
Стены ласкал и корябал
Писал стихи Лорелее.
Любовные стансы.
Но вокруг пидоры и евреи,
Геи и пидорасы.
Знатоки древних религий,
А не отравы марки «портвейн».
Вас слушал в Билингве
Лев Семенович Рубинштейн.
Пока я грезил о Лорелее
И лежал отпизженный на земле.
Вам Букер сунули в Мавзолее
И Нобелевскую в Кремле.
Но наступило время -
Наше время, когда
Три великих Еврея
Уплывут в никуда.
По Стиксу или по Лете
Плывут в хоромы воздушные.
Не встречу я в туалете
Александра Кушнера.
Нет больше поэзии русской.
Да и зачем теперь нам она?
Не услышу я под закуску
Анатолия Наймана.
Не буду благоговейно
Глядеть на стать и походку
Того же Льва Рубинштейна
С троциканской бородкой.
Они увидятся с Богом.
Снова разрушат Трою.
Поговорят о многом.
Жаль, что их только трое.
Они все достойны спасенья,
Они талантливы и красивы.
За каждое стихотворенье
Я им говорю «спасибо».
А я торчу тут, калека.
Я еще не выпил ни грамма.
И листаю какого-то зека -
Иосипа Мандельштама.
Дмитрий Данилов.
Захарково. Автобус 62.
Ехать надо от «Сокола». Теперь, конечно, не от «Сокола», но раньше надо было ехать именно от «Сокола». Теперь от «Тушинской», хотя можно и от «Сокола», только теперь от «Сокола» 62-й не ходит. Не ходит он теперь и от «Тушинской», то есть ходит, но идет не туда, не по Волоколамскому шоссе, потом в проезд Стратонавтов и через завод на Западный мост, а идет по Свободе и потом уже на Восточный мост въезжает. А по Свободе если идти, она, Свобода, до сих пор осталась, то, свернув, окажешься на пристани Захарково. Оттуда - паром, на Речной вокзал. 10 копеек раньше стоил. Недавно еще совсем, года четыре тому назад (или три) 10 рублей стоил. Наверное, четыре, потому что трое - на пароме стояли. Последний рейс. Взяли они литровую, стоят, один пластмассовый стаканчик мнут.
- Эх, - думаю, - мудрецы. Всего литровую взяли. А ведь тут плыть - минут двадцать, а то и двадцать пять.
А они смотрят на меня хитро, мол, лучше тебя знаем. Пьют. По очереди. Из пластмассового стаканчика. Вот уже и бутылка кончается. Я уйти хотел, да смотрю: паром на дно идет. Последний паром от Захарково до Речного. И ведь точно как рассчитали - всего литровую взяли.
Мудрецы.
Мирослав Немиров
* * *
А хуля ж блять!
Ну вот хуля ж блять-то, хуля ж блять?
Втроем поперли
На один дырявый таз.
И сразу внизу пошли воды под гладь.
Один другого пидарасей пидараз.
Теперь такие мудрецы.
И гоп-ца-цы.
А без мацы
Всем пиздецы.
Андрей Родионов
* * *
Тяжелым подмосковным визгливым, как электричка, летом
Я вышел тихо за пивом подешевеле в буфет пристанционный.
А тут какие-то трое угрюмых, лысых, в наколках пристают ко мне с минетом,
Заманивают в ближайшие кусты крепленым вином и сексом нетрадиционным.
Я не против секса, когда с веселого похмелья.
И когда от тяжелого похмелья не очень медитативный и слабый.
Но как-то привычней дома, под марсельезу и пельмени
И с какой-никакой, хотя желательно все же живой пока еще бабой.
Я вообще-то человек самой мирной профессии.
Я работаю в колонии для преступного отребья разного.
Но и у меня бывают печальные периоды в жизни, полные экспрессии.
И я потащил экстремалов в ближайший пруд учить уму-разуму.
Посадил их в ветхую посудину, похожую на теплоход «Иосиф Бродский»,
Дал каждому по газете, где напечатаны стихи Дмитрия Кузьмина.
И отправился домой готовить макароны по-флотски,
А хулиганы пошли на дно. Я отлично видел их из окна.
Данил Файзов
чтобы не забыть
нет их действительно было трое один слепой
он говорил что помнит дорогу однозначно точно
два других ковыляли следом звали меня с собой
говорили здесь очень прочно
я не пошел и наверное зря потому что они утонули
где ты минное поле все равно дорога не туда и не та
и мне умереть от ножа от доброго слова от пули
уже не придется я оператор забоя поэтического скота
Данила Давыдов
ВЕСЛОМ ПО ПИЗДЕСЬ
уехали когда уже было поздно
да я все понимаю вы мне звонили
вот и телефон остался в мобильнике
не говорите что вас надули
вас положили
где вы ходили? кто вы? почему три
зачем вам дорога лучше дописать диссертацию
была такая детская игрушка умри умри
а ваш корабль не для моей комплекции
и я никогда не увижу пробоину судна
со дна даже солнце выглядит мутно
Герман Лукомников
* * *
Три мудреца в одном
Три мудреца в одно «М»
* * *
Три, Мудрецава!
Ольга Лукас
Три жениха Золушки
Первый жених Золушки был Мужчиной и Любовником с большой буквы.
- Хочешь, - спрашивает, - буду тебя любить без перерыва на сон и еду четыре недели подряд?
- Нет, - отвечает Золушка, - без перерыва не хочу. Потому что я очень есть люблю. И еще спать: мне во сне еда снится.
- А иначе я не могу. Только если без перерыва. А если с перерывом, то ничего не выйдет, с перерывом у меня эрекции нету.
- Не можешь? Отправляйся в темницу.
Второй жених Золушки был Олигарх.
- Хочешь, - спрашивает, - биде из платины? Я его прямо в гостиной поставлю. Прямо в стену вделаю.
- Зачем же в стену? - удивляется Золушка. - Как же я писать буду?
- Не моя забота, - хорохорится жених. - Зато так красивее будет и эротичнее.
- Эротичнее? - размышляет Золушка. - Отправляйся-ка ты, мил человек, в темницу.
Третий жених Золушки был алкаш, дурак и придурок. Все буквы маленькие. Она его даже слушать не стала, даже и не вышла к нему. И хорошо, что не вышла: он все равно по дороге обмочился, порвал штанину и выбил о дверь последние зубы.
Вырвала Золушка из стены биде платиновое (успел-таки засеря Олигарх его в стену вляпать). Запихала туда непутевых своих женихов. И пустила по речке Вонючке в дальние страны. Но Олигарх-то ведь был засеря, плохонькое биде сварганил хоть и из платины. Так и утонули три жениха. А Золушка и по сей день свободна, хорошего человека ждет.
Евгений Лесин
* * *
Пока мы радовались лету,
Забыв про маленьких божков,
Уже давно уплыли в лету
М-ведев, П-тин и Л-жков.
Они о подвигах, о славе,
Им разодрать бы каравай.
А я опять лежу в канаве,
Где Сходня, водка и трамвай.
Ну, и т.д.
Юрий Кувалдин
Гениальный писатель Юрий Кувалдин
О гениальном писателе Юрии Кувалдине талантливая поэтесса Нина Краснова писала где-то, по-моему, в журнале «Наша улица», который я издаю, так вот она написала о гениальном писателе Юрии Кувалдине следующее: «Кувалдин – Охуительной Силы Человек». Тут ни убавить, ни прибавить. Я бы добавил только: ««Кувалдин – Охуительной Силы Человек и Гениальный Писатель». Литературу делают волы. Такие как я. А не всякие мудрецы. Однажды ко мне пришли Александр Солженицын, Юрий Любимов и Борис Пастернак. Я сижу в кресле, работаю, пишу свою замечательную вещь «Улица Мандельштама», а тут Пастернак. Свеча, говорит, горела. И Солженицын пристает с вопросами, как, спрашивает, Юрий Александрович, нам обустроить Россию? А Юрий Любимов, красивый, как Станиславский, говорит: не верю. Не верю, что гениальный писатель Юрий Кувалдин может жить в таком хлеву и аду. Вон – таз разбитый валяется, в нем рукописи, которые не горят.
- Может, - говорю. – Только мне сейчас надо писать мою сногсшибательную вещь «Улица Мандельштама». А таз – забирайте. И проваливайте все трое.
Так они и ушли с тазом. Потому что литературу делают волы, а не всякие там мудрецы, на которых довольно простоты. Где они теперь? Утонули, наверное, в Яузе, возле самого Устьинского моста.
Тимур Зульфикаров
Священный таз
О Аллах!
Умудри меня мудрый Аллах!
Пошли свой Священный Таз.
Я вожделею твой божественный Таз
Твой божественный Таз божественен.
Почто Ты меня оставил?
Пришли мне Мудрых.
Еще двух Мудрых.
Мы сядем в твой Священный и Божественный Таз.
В твой таз.
О Аллах!
И пойдем на Дно.
Туда нам и дорога.
О Аллах!
Дмитрий Воденников
Как трудно быть гением
Так неужели они уйдут?
Все, кто любил меня.
И все, кто не любил меня.
Они все уйдут.
Сядут в посудину – on-line
Все трое.
Только в Троице – Бог.
И он их утопит.
Зачем? Затем.
За тем.
И я уду глядеть, глядеть, глядеть – и умру – глядеть
На вечный закат восхода.
Александр Гальпер
Мой лучший друг оказался пидором и фашистом
Моя любимая девушка сказала что у меня маленький хуй
Я лысый и толстый
И пишу скучные стихи
В НАТО мне больше не выдают зарплату
В ФСБ не наливают и не заглядывают глаза
Три огромных негра сели в лодку
Крикнули хайль Гальпер
И стали любить друг друга банками пепси-колы
Лодка не выдержала и пошла на дно
Я еле успел обчистить их карманы
У каждого была моя книжка
Аня Логвинова
* * *
Бунин про меня не стал бы такое писать,
что как, мол, Анечку не обхватывай,
она все равно не ляжет с вами в кровать.
Я - лучшая Цветаева и лучшая Ахматова
Я провожала тебя на корабль, а он шел на дно.
Младенец улыбался и пускал разноцветные пузыри.
Ты тоже улыбался и говорил: все равно,
Я скоро приеду, остатки корабля убери.
Я видела во сне и осознавала: грех
видеть Суженого-ряженого, Тихого и Скукоженого.
Ты сказал, что я красивее всех
и дал мне тысячу порций мороженого.
Владимир Бондаренко
Красно-коричневый петух Ильи Эренбурга
Илья Григорьевич Эренбург (настоящие имя и фамилия Изяслав Иванович Оренбургов) – великий русский патриот, дважды лауреат Сталинской премии, всю жизнь скрывал свое нееврейское происхождение. Увы, жуткое время первых лет великой и прекрасной Советской власти вынуждало его так поступать. Массовые погромы нееврейского (необрезанного) населения, заставляли тогда многих записываться в евреи. И Осип Мандельштам (настоящая фамилия Инвалидов), и Борис Пастернак (настоящая фамилия Пассажиров), и Лариса Рейснер (настоящая фамилия Райсоветова), и Лев Троцкий (Леонид Черносотенный), и Исаак Бабель (Иван Погромов), - все они были русскими патриотами и русскими людьми.
Как человек объективный, отмечу, что имели место (очень редко) и обратные попытки. Самый известный (и, по-моему, единственный) такой случай - Сергей Есенин (Самуил Исаакович Шварцман). В пьяном угаре, а может, и для того, чтоб его не разоблачили как верного соратника Колчака и Деникина, Врангеля и Юденича, Махно и Петлюры, Гумилева и Ахматовой (знаменитая в свое время банда «Гомосек», что в переводе с идиша значит «Смерть людям», которую они возглавляли тогда наводила ужас на весь Петроград) кровавые чекисты, он поменял свою фамилию. Отголоски данного события можно прочесть в его знаменитой поэме «Черный человек»:
Приходит ко мне Шварцман
На кровать мою садится
Черный человек, черный…
Что касается Ильи-Изяслава Эренбурга-Оренбургова, потомственного казака, реакционера, мракобеса и ретрограда, ему тоже пришлось перекраситься и обрезаться. На знаменитом «философском пароходе» был выслан и уничтожен весь цвет русской нееврейской интеллигенции. Адамович и Ходасевич, братья Сергей и Михаил Булгаковы, Франк и Стерлинг, Маршак и Барто, Кассиль и вся семья Гайдаров, включая Тимура, Егора и Марию. Трагичнее всего история, конечно, именно Трех Гайдаров, которых, правда, было четверо. Они стояли на палубе тонущего парохода (террорист и палач Леонид Иванович Канегисер прострелил якорь и корабль пошел на дно), молились за Россию, прощались с Россией и своим близким другом Изяславом Оренбурговым. Он глядел на них, сочиняя свое знаменитое антибольшевистское:
За горе оскорбленных пчел,
За то, что он к тебе пришел,
За то, что ты — не ешь, не пей,
Как кровь в виске — одно: убей!
(пчелы, как известно, в переводе иврита значат - русские интеллигенты). Такого вот красно-коричневого петуха подпустил в свое время под ельцинскую лжеРоссию Изяслав Оренбургов, герой ГКЧП, ветеран НБП, великий русский сталинист-антибольшевик.
Сергей Шаргунов
Свежий ветер
Писателя Шаландова рвало. Нутряно рвало, истово. Рвало в политику. Рассказы и повести его брали во всех журналах, романы – в каждом издательстве. А зачем? Ему-то, молодому и живому, ему-то зачем. В клубе «Улица ОГИ» (неподалеку он жил) он встретил политика Бугаева, Бориса Николаевича. Оппозиционера. Отбил его от ОМОНа. Почитал стихи.
Встретились на другой день в офисе Бугаева, на Чистых прудах. Там уже были почвенник Лев Айсбуккер и перебежавший из партии власти философ Алексей Хилый. Пили пиво, кофе, звонили, договаривались, придумали название партии – «За Свободную Рассею». Бугаев возражал: почему не Рассея, а не Россия, почвенник Айсбуккер молчал, а Хилый что-то горячо выкрикивал, убедил. Потом их называли За СРанцами, Айсбуккер подозревал Хилого, но молчал.
Боялись ареста. Надо было спешить. Решили брать штурмом Кремль. С Москвы-реки. Катер (одолжили через знакомую проститутку у чеченцев) назвали «Авророй». Бугаев, Айсбуккер и Хилый стояли на палубе. На набережной – ФСБ, на другом берегу Шаландов. Его обнимала Нателла, стихотворица и, как говорили, любовница мэра. Ветер ерошил им волосы, она шептала стихи Шаландова, а шаланда «Аврора» шла на дно.
Бугаев плакал, почвенник Айсбуккер молчал, двурушник Алексей Хилый целовал портрет президента. В город ворвался свежий ветер. Шаландова рвало в шоу-бизнес.
Вадим Степанцов
Три грации
В Париже под сенью олив и дурманов
Парис наблюдал состязанье девиц.
Одна - Виолетта, глава уркаганов.
«Сосать под аккорды» - ее был девиз.
Вторая - Диана, вдова и эстетка.
Принцесса вольера для грез и утех.
Кокетка, распутница и малолетка,
волшебная фея любви не для всех.
И третья стояла - из меди и стали
валькирия блуда и страсти гроза -
Аглая Петровна. Безумно сверкали
ее абсолютно пустые глаза.
Смущен был Парис и решение трудно
давалось ему под канцону ветров.
- Садитесь скорее в прекрасное судно, -
сказал он отважно и скрылся в альков.
Три грации тихо стояли и пели,
Пока их кораблик смешно шел на дно.
Ведь плавать они никогда не умели,
А старый Парис был подлец и говно.
Вера Павлова
* * *
Ты Соломон моих пальцев, моей груди
Я Суламифь твои чресел, блуди, блуди
Нас уже трое, ты, я и я
Где же мы тонем, любовь Моя
Ну, так спаси, накрой всех разом
Мужским и Мощным и Медным тазом
Татьяна Бек
* * *
Мне бы только горькую краюшку.
Под сурдинку, сумрак и слезу.
Девочка, дурнушка и старушка -
Лишь бы прочь! - в безжалостном тазу.
Их ковчег, суденышко, избушку
Скрыли воды времени-ручья.
Девочкой была я и дурнушкой,
И старушка, кстати, - тоже я...
Олег Григорьев
* * *
Клюкин, Глюкин и Злюкин
Залезли в таз жестяной.
Проткнули его со скуки -
На дно ушли с головой.
Александр Щуплов
* * *
ВАША СПЕРМА ПАХНЕТ ЛАДАНОМ, - РАССКАЗЫВАЛ МНЕ СТАРЕЮЩИЙ ТРАНСВЕСТИТ,
арестованный еще в 1939 году за антисемитизм и педерастию. "Век вульвы не видать", -- грустно подумал я, глядя на последний роман Михаила Кузмина "ТРИ МУДРЕЦА". Печальная история о несчастной
любви трех молодых людей: Александра Н., Александра Г. и Сережи В. Они так хотели иметь ребенка. Нет-нет, господин палач, вы ошиблись – тех розовопопочных и упрогочленных лолитотообразных мальчиков имели они вдоволь. Они хотели иметь с в о е г о ребенка. Но утонули в
водоворотах Женевского озера, слушая очередную поэму Александра Г., самого беспечного из любовников, кидаясь друг в друга яблоками и гондонами, предаваясь предпубертатной викхарите с промискуитетным фетишизмом рефлекторной мастурбации автосексуального онанизма
путем ипсации. Велика Россия, а отсосать не у кого! Каков стол, таков стул. На том висим. И сосем - тоже! Лабардан-с.
Осип Мандельштам
Пятая проза
Шахер-махер! Цирлих-манирлих! Поедем в Новый Иерусалим! Андрей Платонович, кажется, вы инженер? В некотором смысле в пароходах должны разбираться! А дырку в тазу не увидели! Горнфельда, мерзавца, заметили, а дырку не углядели.
Что? Райхельсон, говорите вы? Бросьте! Собрались псиные хари: "На воду его! на воду!..." Ах, Александр Сергеевич, Александр Сергеевич, не от ума наше горе.
Совершенно не к кому обратиться!
Тимур Кибиров
(отрывок из первой главы "Вступления" к третьей части второго тома поэмы "Клозеты")
...Начнем ab ovo т.е. от яйца:
Какой-то критик в "Книжном обозреньи"
Поведал, что я стар для современья...
Узнал бы кто - убил бы подлеца.
Так вот, о яйцах... Отправляясь в Питер
На катере, а впрочем, то не суть,
Решил я по дороге заглянуть
К приятелю. В прихожей ноги вытер,
Разделся, поздоровался, вошел.
Достал цыпленка жареного в гриле,
Капусты, помидоров, банку килек.
Поставил водку "Русскую" на стол
И начал спор о Пушкине: еврей
Был дед его или, быть может, русский.
Читатель ждет уж рифмы "Золотусский".
Ну, на, дружок, возьми его скорей.
И не стучи о рюмку огурцом.
А помнишь, мы купались прошлым летом?
Там трое забавлялися минетом,
Но мы их утопили, подлецов!...
Владимир Вишневский
* * *
В одном тазу? И трое? Ну и му...
Владимир Сорокин
Заседание парткома
Эмма Моисеевна Пенопласт откашлялась и, окинув взглядом собравшихся, начала:
- Товарищи! Последним вопросом в сегодняшней повестке дня стоит...
- У мужа твоего не стоит, - буркнул пожилой рабочий Сергей Кухта. Собрание длилось уже третий час, давно пора было домой, но секретарь парторганизации Пенопласт, казалось, и заночевать может на трибуне.
- И вот тут трое, с позволения сказать, деятелей, - продолжала
Эмма Моисеевна, - отправились на самодельном плоту вниз по реке. Разумеется, в состоянии алкогольного опьянения управлять как следует...
Кухта, фрезеровщик 6-го разряда и отец двух розовощеких девочек, снова отвлекся. Он расстегнул сидящему рядом наладчику Степану Белову брюки и взял его вялый член в рот. Степан начал мочиться.
Эмма Моисеевна сошла с трибуны и приподняв юбки под которыми не оказалось ничего, кроме татуировки на правом бедре "Да здравствуют решения ХХIII, XXIV и XXV съездов КПСС!", начала с натугою испражняться. Ее заместитель, кудрявый гармонист Бубликов, жадно поедал кал.
- Мудо! - провозгласила Пенопласт.
- Блудо, - хором отозвались коммунисты.
Зеленое мудо, ужасное блудо. Ужасное мудо, зеленое блудо. Зеленое млудо, веселое будо. Зеленое будо, веселое мудо. Тяжелое мудо, зеленое блудо. Ужасное брудо, веселое мрудо. Эмма встала. Эмма села. Бубликов съел. Бубликов взял. Кухта пил. Кухта ел. Эмма села. Эмма встала. Эмма мудо. Бубликов блудо. Будда заблудо. Буда замуддо. Муда забуддо. Мудда забудо.
Октябрь-ноябрь 1997 г. ПЕРЕДЕЛКИНО.
Владимир Набоков
Морская река
Глава 1,2,3
Вот и участники путешествия: некто Пеноптикус (1672-1681), бедный житель Альфидии, писавший своему Учителю и глеофрасту Пино IV: "Никогда не следует следовать Тому, что вскоре последует". Смысл последнего утверждения, впрочем, ясен разве для сумасшедших, коими, к счастью для нашего повествования, и были несчастный Пеноптикус и младшие его современники Знет и Мифоний (биографы, правда, спорят по данному поводу: Бруно Херч утверждает, что Мифоний умер в Голландии никак не старше 15 лет и не мог участвовать в морской кампаниии Пеноптикуса, все герои которой, как известно, погибли). Где ты теперь, моя Леда?
Прим. перев.: Текст написан в 1931 году в Берлине по-английски и по-французски. Первая глава печатается по итальянскому оригиналу, остальные переведены с испанского автором. Стихи даются без перевода.
Андрей Кнышев
Нужное подчеркнуть
Три мудреца (молодца, стервеца, подлеца, мерзавца, подонка)
в одном тазу (тарелке, бутылке, скалке, мясорубке, газонокосилке, бетономешалке)
Пустились по морю (по воду, по грибы, по миру, по ветру, по нужде, по фигу, все до двери)
в грозу (ураган, бурю, снег, грязь, мразь, сука, гадина, как все
осточертело!)
Будь попрочнее (помрачнее, поскучнее, помоложе, поопытней, поприличней, позабористей, подешевле)
старый таз (новый шуз, полный шиз, антифриз, противогаз, белый верх - черный низ)
Длиннее был бы (не был бы, был да сплыл, жили-были, убыл-прибыл,
дебет-кредит, скоро будет, а кто спрашивает?)
Мой рассказ (повесть, новелла (Матвеева), роман, сказка, ложь,
клевета, провокация, обляция, солифлюкция, мастурбация)
Игорь Холин
* * *
Наша Маня горько воет,
У нее четыре зуба.
Да и те вчера ей трое
Ловко выбили у клуба.
Утопили в речке "Мячик" -
Так кораблик назывался.
А на нем утоп и Хачик -
Он с друзьями развлекался.
Во дворе кого-то душат.
И собака лает матом.
Говорят, вчера на суше
Дали гражданам зарплату.
Генрих Сапгир
* * *
Принцесса была
Отвратительной.
Нрав имела она
Омерзительный.
Как-то в большую грозу
Очутилась принцесса
В тазу.
А в тазу мудрецы
Отвратительные
Разговоры ведут
Омерзительные.
Увидали принцессу и в крик:
- К нам иди, - говорят,
- На шашлык.
А в руках у них скальпели острые
И ладони покрыты коростою.
Мы тебя, - говорят, -
Отвратительную
Превратим в еду
Омерзительную!
Руками-ногами замолотили,
Дырку в тазу пробили.
Закричали хором:
- Тону!
И сразу пошли
Ко дну.
А, может, все было наоборот:
Баба-яга была
Замечательной,
Но характер имела
Мечтательный.
Как-то в большую грозу и т.д.
Примечание. Пародии на недавно умерших писателей, например, на Щуплова или Бек, написаны при их жизни, они их читали. Бек сама была инициатором ее пародирования. Конец примечания.