Возле упомянутого Водопада вам следует остановиться и сделать первый бивуак, то есть приподвыпить. Потом сворачиваете на улицу Свободы. Второй ваш бивуак – на проезде Досфлота, где дорога на Пристань «Захарково». Паромы с пристани уже два года как на Речной вокзал не ходят, зато вокруг всякая сволота коттеджей себе понастроила. Вам надо выйти на Пристань и сердито критиковать проклятую сволоту.
Далее, возле метро «Сходненская», вы поворачиваете на Химкинский бульвар, который плавно перетекает в бульвар Яна Райниса, бежите вслед за троллейбусом. Обязательно надо бежать за троллейбусом. А вдруг поломка? Выйдет шофер, а вы уже тут как тут: давай, мол, дядя (или тетя, в зависимости от пола шофера), я тебе подсоблю. И – снова в путь. До конечной. До Братцева. Слева от вас будет усадьба Братцево, Сходненский Ковш и Историческое Тушино, лагерь царя Дмитрия, летное поле – знаменитый Тушинский аэродром имени Марины Мнишек. Вам не туда. Хотя после Водопадов можно и туда. К памятнику Ленина. Над его лысой головой стоял Сталин, который дал Тушино статус города, над его лысой головой стоял преступник Хрущев, который у Тушино статус города отобрал. Теперь там никто не стоит. Зато внизу – грузинский ресторан. Мы, когда туда идем, всегда спрашиваем у работников: вы, спрашиваем, армяне или азербайджанцы? Да, соглашаются работники, мы – грузины. Что, разумеется, правильно. Сталин ни армянином, ни азербайджанцем не был. Но вам, повторяю, пока не туда. Вам – прямо, к МКАД. Пересекаете МКАД и справа от вас – живописный берег реки Сходни. В принципе, вы уже на месте, в поселке Новобратцевский. Тут везде хорошо. Волшебно. И до водопада - рукой подать. Можно идти по шоссе, но там в воду войти трудно. Весь берег заняли сволочи рыбаки и купальщиков не пускают, пугая самодельными ружьями и охотничьими ножами. Рыбу-то они для отвода глаз ловят, а сами - натуральные людоеды. Кстати, все рыбаки - людоеды, антропофаги и еще к тому же и каннибалы. У них есть специальная организация, якобы благотворительная - ЛЮбимый ДОм Европейского Добротолюбия. Ага, добротолюбия! Вы на аббревиатуру поглядите! Короче, с рыбаками лучше не связываться. Идите на другой берег Сходни, к тому же там пляж.
Пересечь, правда, могучую и бурную Сходню не просто. Есть Мост, но он в дырках, можно провалиться. Есть Труба, по ней идти не каждый решится. Помнится, когда мы первый раз в текущем году ходили на Водопад, поэт Андрей Чем-нов сразу заявил: «Не пойду по Трубе. Упаду. Рухну. Боюсь». Пришлось Канистре (мы ее иногда, чтоб обидеть, Лизкой зовем) его по мосту вести. Поэт Чем-нов, ясное дело, сразу провалился в первую же дырку. Потому что тяжеленький. Но в речку не бухнулся. Он ведь почему тяжеленький? Потому что толстенький. В дырку не пролез. Канистра его с богатырским посвистом и добрым словом выудила и к нам привела. А мы все по Трубе шли. Перешли, сели, разливаем. Листик с себя – традиционно – все одежды сорвала, ходит, красуется. А рыбакам-то – плевать!
Они ж людоеды, а не людоебы!
Листик – в слезы, а мы ей – водки. Она опять рыдать – а мы ей красногорский коньяк («Усовский», место выпуска: Красногорский район, село Ильинское, прелестный напиток). Вроде утихла, а тут уже и Лизка поэта Чем-нова ведет. Мы и ему – коньяк и водку. Стало лучше, пошли на пляж. А там, пардон за неполиткорректность, мужчина восточной внешности презервативы в реке стирает. А тут мы – с бутылками, бабами. Он, от греха подальше, бежал. Там, над пляжем ведь МКАД, а на МКАДе торговые центры. В которых рабами рабы работают. За еду и любовь. Вот он и убежал – от баб отвык, видно, да и боялся, что презерватив отнимем. А нам что? Нам лишь бы не рыбак! Потому что рыбаки все – сволочи, мракобесы, хироманты и неокантианцы. А мы, стоики и эпикурейцы, неокантианцев не любим, особенно, если они еще и людоеды.
Сидим на пляже, разливаем. Казачий писатель-фантаст Андрей Викторович Щ.-Ж. (Щорс Жоресович, как мы его порой называем) пуговицу на кителе расстегнул, в воду лезет. Я тоже. И Листик. Взяли бутылку, плывем. Листик из воды выпрыгивает, сиськи чтоб показать, да только некому: кругом одни рыбаки, а они… ну да вы знаете. Подплываем. Сверху в нас бутылки летят, доски с гвоздями, булыжники. Рыбаки, понятное дело, шутят. Ничего, доплыли. А водопад – он страсть какой могучий. Сверху вода падает, но можно между стеной и стеной воды проникнуть и – ВНУТРИ ВОДОПАДА – стоять и бухать.
Что мы и сделали. Волшебное ощущение.
Мы для того, признаться, именно туда и ходим. Приплываем обратно: все уже спят, пьяные в драбадан. Даже гейша Мойша. Смешная такая. Отняла у меня лифчик (у меня с собой всегда лифчики есть, мало ли что: вдруг в Кремль позовут, на торжественный прием?), ходила по берегу, а потом, как и все, напилась и уснула. Мы, если честно, тоже – напились. Листик, правда, своего мальчика водила окунать в водичку. Окунула. Как шли обратно – не помню. Помню, что решили ровно через неделю в том же составе в то же время и на то же самое место снова придти.
Так оно, товарищи, и вышло!
Правда, гейша Мойша не смогла. Ее срочно на конференцию по научной политической проституции вызвали. Листик с мальчиком в запой впали, лежат перед телевизором, на полу бутылки, она ему: бе-е-е… А он ей в ответ: ме-е-е… Идиллия, чистая идиллия, а вот сил до Водопада добраться уже нет. Зато вместо них были Мартин, Владко и писатель, а по совместительству пивной магнат Яр-вич. Да какой там магнат – олигарх! Даже пиво такое есть – «Ярпиво». Явно в честь него, писателя по фамилии Яр-вич. Верный Щорс Жоресович, ну, и Канистра, конечно, увязалась, Лизка проклятая.
Что до подлеца Анкеля, то он и в первый раз не пошел, и во второй тоже не пошел. Ну, сволочь, неокантианец, наверняка, думаю, втихаря еще и рыболовствует.
Встретились. Идем. У самой Сходни Мартин заистерил: «Не пойду по Трубе. Упаду. Рухну. Боюсь». Писатель Яр-вич его на смех подымает, стыдит. Позор, говорит, взрослый мужчина, а боишься, как Незнайка. Я, хорохорится, на руках по вашей Трубе пройду. Устыдился Мартин, пошел. Мы тоже пошли. Последним свой класс писатель Яр-вич показывал. С закрытыми, говорит, глазами и на руках пройду. Пошел. И ведь в самом деле – на руках. На руках и ногах, то есть на четвереньках. Два часа тридцать четыре минуты шел. Герой. Акробат. Выпили в его честь, а он дальше хвастается. Труба, мол, еще пустяки, вы меня в воде не видели. Я, дескать, плаваю, как Левиафан.
- Иоффе, казачий писатель-фантаст переспрашивает?
- Какой Иоффе? – ярится пивной магнат. - Ты еще скажи Рабиновичюс! Левиафан! Портос говорил: я плаваю, как Левиафан.
- Исаак Портос, единственный еврей среди мушкетеров? - встревает в разговор Владко. Он из Ярославля, живет там на улице Нахимсона, поэтому глубокий знаток еврейской культуры, масон, каббалист и агностик.
- Да нет… - принимает участие в религиозно-теософском диспуте Мартин. Вернее, пытается принять участие, но пьяный валится на муравейник и засыпает. Муравьи принимают его как родного, назначают королем и дружески щекочут. Мартин смеется, диспут кончается сам собой.
Мы открываем очередные бутылочки водки, красногорского коньяка, зовем писателя Яр-вича в воду. Он – снимите шляпу! сотрите слезы! – подходит к воде почти на полметра и говорит: «Эх». После такого подвига мы уже не имели права отсиживаться на берегу. Поплыли. В Водопад. Там хряпнули, запили чистой водой водопадною. По дороге в нас летели уже не только относительно мелкие предметы, но и крупные, в том числе один автобус, два КамАЗа и крыло от какого-то немецкого истребителя времен Великой Отечественной. Мы плывем, а рыбаки сверху еще и бранятся: ужо сейчас-то вас выпотрошим, распотрошим, раздерем и разбабаним!
Канистра им хамит в ответ, Владко грозит зарезать и утопить, от синагоги на два тысячелетия отлучить, казак Андрей Викторович Щ.-Ж. аргументированно возражает. С пляжа тоже вопли. Мартин с муравьями поссорился, писатель Яр-вич – с комарами. Сражаются. Мы – на помощь. А тут еще со всех сторон рыбаки. Лизка и Владко меня подбадривают:
- Давай, Евгений Эдуардович, вперед, в атаку, бей рыболовную сволочь, мы тебя с флангов и тылов прикроем.
- Может, лучше как-нибудь тихо, миром, уладить? – пытаюсь унять коллег. – Может, спасемся бегством?
- Вперед, давай, дави, круши! – надрываются лютые Канистра и Владко.
А тут и рыбаки подоспели. Оказалось, что их всего двое. Кто-то не решился, кто-то в болотах по дороге утоп, кто-то заблудился. Ну, думаю, победа будет за нами. Нас пятеро, а их двое. Первыми на меня рыбаки набросились, начали избивать. Я пал, сраженный, а тут и Лизка с Владкой с флангов и тыла подошли. И тоже – как давай меня со всей силы избивать.
- Что же вы, спрашиваю, подлецы, делаете? Нас же пятеро, а их двое. Зачем вы меня-то бьете, а не рыбаков?
- Дурак ты, Лесин, а вроде в институте учился, - поясняет свои действия ученый Владко. Нас пятеро против двоих, если мы с рыбаками деремся, и шестеро против одного, если тебя избиваем. Ты что, считать не умеешь? К тому же рыбаки – вон какие крепкие, а с тобой мы точно справимся.
Что я мог возразить? Правы были мои товарищи, по всем статьям правы. Так бы меня там и закопали, наверно, если б уже сами рыбаки не вступились. Уж больно, говорят, сильно вы его, ребята, бьете. Мы людоеды, мол, но так все же нельзя… Спасли, короче. Милые, бесконечно милые люди.
Финал Похода я, признаться, помню плохо. Помню только, что Лизка, науськанная Владкой (Мартина и писателя Яр-вича мы потеряли по дороге), ломилась в Макдональдс, требуя водки.
- Водки давай, - вопила она. – В Макдональдсе должна быть водка, я точно знаю, я недавно в Узбекистане была.
- Да нету у нас водки, к тому же закрыт Макдональдс, мы до 23.00, а сейчас два часа ночи.
- Водки давай, - надрывается Канистра, - в Макдональдсе должна всегда быть водка.
В конце концов, вынесли нам полбутылки какого-то самогона, грязный огурец и еще что-то. Пейте, мол, гады.
Больше я уже ничего не помню.
Знаю только, что скоро снова на Водопады пойдем. Или вы против?
P.S. Тут – из надежных источников (Андрей Викторович Щ.-Ж.) – поступили новые, дополнительные сведения. Оказывается, мы Мартина и Яр-вича не потеряли. Мы их по машинам рассадили, домой отправили. Хотя и с трудом. Яр-вич, опившись, стал передвигаться подобно горилле, но в гавно возле берега только одной ногой провалился. Его мы относительно легко отдали шоферне на увезение. Он, конечно, хотел избить водителя, но потом выяснил, что тот тоже, как и он, ненавидит Дебюсси и Софокла, притих. Шофер спросил, правда:
- А он тут не наблюет?
- Евреи не блюют, - уверенно сказал Андрей Викторович.
Шофер успокоился.
С Мартином было сложней. Он в своей деэволюции опустился еще ниже, был похож на мартышку, передвигаться мог исключительно на четвереньках. Как Яр-вич по Трубе. Мартин же передвигался сугубо по гавну. Когда извазюкался весь и окончательно, Лизка его раздела и помыла, повесила одежду сушить. И пошли мы в Водопаде плескаться. Вернулись, а Мартин уже всю нашу одежду на себя нацепил, обгадил ее всю, очки мои раздавил, свою, впрочем, тоже нашел и опять всю замызгал. Его брать к себе, конечно, не хотел никто. Кое-как уговорили, чтоб в багажничек уложили его да повезли. Уложили и повезли.
Впрочем, так оно было или нет, я не знаю, не помню, источник, впрочем, надежный, потому что казак прямо на Водопад пришел, на несколько часов раньше нас, так что на ногах к тому времени еще держался. Вот так-то вот, милые мои.