Александр Николаевич Радищев: «Между тем как я платил почталиону прогонные деньги, семинарист вышел вон. Выходя, выронил небольшой пук бумаги. Я поднял упадшее и не отдал ему. Не обличи меня, любезный читатель, в моем воровстве; с таким условием, я и тебе сообщу, что я подтибрил...» А.Н. все шалит, клептоманище, плагиатор.
А место, между тем, серьезное. Братская могила 2-й ударной армии. Помянули. Три памятника там. Один советский, где даже названия такого нет: 2-я ударная. Два новых, нынешних. Там, конечно, указано. Ходили. Где советский. Воевали, в основном, взрослые мужики. Год рождения: 1901, 1902, 1903... То есть по сорок лет. Ну, как и нам с Г. Перекрестился, хоть еврей и атеист, постоял по стойке смирно (к пустой голове руку не прикладывают), хоть и… отбыл 2 года, месяц и три дня в Советской Армии. Еще помянули. Только протрезвели, конечно.
Новгород.
Александр Николаевич Радищев: «На мосту вышел я из кибитки моей, дабы насладиться зрелищем течения Волхова. Не можно было, чтобы не пришел мне на память поступок царя Ивана Васильевича по взятии Новагорода. Уязвленный сопротивлением сея республики, сей гордый, зверский, но умный властитель хотел ее разорить до основания. Мне зрится он с долбнею на мосту стоящ, так иные повествуют, приносяй на жертву ярости своей старейших и начальников новогородских. Но какое он имел право свирепствовать против них; какое он имел право присвоять Новгород?»
Да ладно вам, А.Н. Знали б вы, что путинские опричники там творят. И что большевичье выделывало. Лучше на речку глядеть, она мудрее правителей. Вот и мы. Не доезжая, остановились. Я в магазин заскочил. Продавщица – чистый Лукас. Лукас, для тех, кто не знает, ленинградка, наша баба. Продавщица – такая же. Огромная, рыжая, кудрявая, энергичная, орет, хохочет. Ну, вепс. Вам, спрашивает, какую водку? Я даже не удивился (по роже видно, что за водкой). Чтоб Листику понравилось, отвечаю. Дает – не поверите! – на бруньках. Откуда знает? Лукас, чистый Лукас! Колдунья. Божественная. Восхитительная. Нежная и удивительная. Я про продавщицу. Выпили.
Бронницы.
Александр Николаевич Радищев: «На том месте, повествуют, где ныне стоит село Бронницы, стоял известный в северной древней истории город Холмоград. Ныне же на месте славного древнего капища построена малая церковь». Не нашли мы Бронницы. Переименовали, что ли, опять или снова где-то сбоку. Подвыпили.
Зайцово.
Александр Николаевич Радищев: «Сей день путешествие мое было неудачно;
лошади были худы, выпрягались поминутно; наконец, спускался с небольшой горы, ось у кибитки переломилась, и я далее ехать не мог. Пешком ходить мне в привычку. Взяв посошок, отправился я вперед к почтовому стану. Но прогулка по большой дороге не очень приятна для петербургского жителя, не похожа на гулянье в Летнем саду…»
А мы и не заметили никакого Зайцова. Даже не долбанули по капельке. Ну да и ладно – не в Летнем саду!
Крестцы.
Александр Николаевич Радищев: «Скажи по истине, отец чадолюбивый, скажи, о истинный гражданин! Не захочется ли тебе сынка твоего лучше удавить, нежели отпустить в службу?» Ну, в смысле, лучше дочь проститутка, чем сын ефрейтор? Пожалуй. Подвыпили. Поглядели на памятник самолету. Порассуждали о лошадях (записи становятся все неразборчивее). Не знаю, почему записал: «Г.: она пьет, ест и срет. Л.: и трахается». О лошадях так мы, что ли говорили? Интересный, судя по почерку, был разговор.
Яжелбицы.
Александр Николаевич Радищев: «Я проезжал мимо кладбища.
Необыкновенный вопль терзающего на себе власы человека понудил меня
остановиться. Приближаясь, увидел я, что там совершалось погребение. Надлежало уже гроб опускать в могилу, но тот, которого я издали зрел терзающего на себе власы, повергся на гроб и, ухватясь за оный весьма крепко, не дозволял оный опускать в землю. С великим трудом отвлекли его от гроба…» Ох-хо-хонюшки-хо-хо.
Цитирую записи, то, что можно прочесть: «С трудом проснулся, еле
подвыпил, закуска кончилась, бухали бензин». Неужели? Ох-хо-хонюш…
Валдай.
Александр Николаевич Радищев: «Новый сей городок, сказывают, населен при царе Алексее Михайловиче взятыми в плен поляками…» Да? Кто такие поляки? А то у нас тут уже все - конец фильма. Сон сморил путешественника. Книга выпала из рук. Далее – Едрово, Хотилов, Выдропуск, Торжок, Медное, Тверь, Городня, Завидово, Клин, Пешки и Черная Грязь – пронеслись одним пьяным сном.
следующая и последняя серия наз. "Слово о Ломоносове".