Не знаю, не знаю. Мы хоть и пьяные отъезжали, да не блевали.
Выезд.
Александр Николаевич Радищев: «Отужинав с моими друзьями, я лег в кибитку…» Ну, натурально, нажрался, писателюга.
София.
Александр Николаевич Радищев: «Лошади меня мчат; извозчик мой затянул песню, по обыкновению заунывную. Кто знает голоса русских народных песен, тот признается, что есть в них нечто, скорбь душевную означающее. Все почти голоса таковых песен суть тону мягкого…»
Геодезист тоже песню орал. Отвратительно, тону не мягкого, зато, конечно, заунывно. Листик подпевала, подпевала, да бросила. А самой Софии – нет. Переименовали, что ли, сволочи?
Подвыпили.
Тосно.
Александр Николаевич Радищев: «Поехавши из Петербурга, я воображал себе, что дорога была наилучшая. Таковою ее почитали все те, которые ездили по ней вслед государя. Такова она была действительно, но – на малое время. Земля, насыпанная на дороге, сделав ее гладкою в сухое время, дождями разжиженная, произвела великую грязь среди лета и сделала ее непроходимою... Обеспокоен дурною дорогою…»
Полноте, Александр Николаевич. В ваши-то времена дорога на Питер явно была лучше - тогда ее только построили недавно. А теперь строить некогда, всем приподнаворовать надо успеть, зато название гордое дали: Федеральная трасса «Россия». Тосно же мы проехали, не заметив. Плюнули только из кабины, Листик пернула. Геодезист поругал жидов, масонов и «прочих всяких разных писателешек» (не пил, горемыка, оттого и сердит был).
Любань.
Александр Николаевич Радищев: «Зимою ли я ехал или летом, для вас, думаю, равно. Может быть, и зимою и летом. Нередко то бывает с путешественниками: поедут на санях, а возвращаются на телегах…»
А и в самом деле. Туда пьяный, обратно – тоже. Дождь лил. Подвыпили. Не
могу разобрать свои записи. Уже, видимо, пьяный писал.
Чудово.
То, что Радищев пьяный ехал я и раньше знал, но что в такой драбадан
только сейчас понял. Судите сами. Александр Николаевич Радищев: «Ночь
была тихая, светлая, и воздух благорастворенный вливал в чувства особую
нежность, которую лучше ощущать, нежели описать удобно. Я вознамерился в пользу употребить благость природы и насладиться еще один хотя раз в жизни великолепным зрелищем восхождения солнца, которого на гладком водяном горизонте мне еще видеть не удавалось..»
В Чудове допили все пиво. Радио перестало принимать. На дороге
написано «Успенское». Чудово, уверял Геодезист, где-то сбоку.
Спасская полесть.
Александр Николаевич Радищев: «Лошади были уже впряжены; я уже ногу
занес, чтобы влезть в кибитку; как вдруг дождь пошел. «Беда невелика, – размышлял я, – закроюсь циновкою и буду сух». Но едва мысль сия в мозге моем пролетела, то как будто меня окунули в пролубь. Небо, не спросясь со мною, разверзло облако, и дождь лил ведром. С погодою не сладишь; по пословице: тише едешь, дале будешь – вылез я из кибитки и убежал в первую избу. Хозяин уже ложился спать, и в избе было темно. Но я и в потемках выпросил позволение обсушиться. Снял с себя мокрое платье и…»
Теперь называется Радищево. Ага. Снял с себя мокрое платье, обсушился. Видимо, он там хорошенько… остановился.
Подвыпили за него, шалуна.
продолжение следует