А тут одна сволочь и говорит: у меня день рождения. Хочу много-много подарков, лицемерных слов любви и пр. И ведь я его знаю - та еще гадина. Путинофашист. Гомофоб, лесбиянкофоб, скинхед, чурка и еврей. Наш друг, короче. Анкель его зовут. Иду. С утра вышел, пораньше, котктейль “Старый флагман” прихватил в качестве подарка (водки “Старая Москва” и “Флагман” смешиваются в любых пропорциях), почти полная литровая бутылка у меня получилась. Вот и хорошо, думаю. Им скажу, что литровую бутылку купил в магазине, а чуть початая она потому, что я проверял качество.
На себе, рискуя жизнью.
Тушинский богатырь, другими словами.
А путь до Анкеля неблизкий. Из Тушино до Речного вокзала. Пока я до метро дошел, ливень ударил. Но не спускаться же в подземку (клаустрофобия с похмелья), да и на таксо ехать без толку: адреса все равно не знаю. Пошел на свой страх и риск. Дойду, думаю, до Речного, а там видно будет. Долго ли коротко ли я шагал, а паром, как выяснилось, только утром и вечером с берега на берег канала имени Москвы ходит. А я хоть и утром ранним выполз, но шел медленно, с остановками. Присяду где-нибудь на травку или в лужицу погрязнее, ну и стенаю: ох, мол, хо-хонюшки и хо-хо. И глоточек. Так пешком до Захарково, откуда паром идет, доплелся. Не судьба. Решил автобусами выбираться. Дело трудное: их ведь много, все такие красивые, а какой до Речного идет? Решил так: еду на самом отвратительном и чтобы за рулем какая-нибудь мерзкая тварь сидела. Повезло. Первый же подошедший оказался настолько гнусным, что я смело туда вскочил. Шофер (а я и на него посмотрел) был похож одновременно и на Путина и на Лужкова. Добрый знак, решил я, приложился к “Старому флагману”. А тут мне и телефон звонит:
- Ты где? - Анкель спрашивает.
- Еду в каком-то автобусе неведомо куда.
- Молодец. Едешь до остановки “Какая-то” и по правой стороне дом. Ори, стучи во все двери, мы там уже повсюду.
Так и вышло, вывалился я из автобуса, а Анкели уже по всему Речному вокзалу бегают. Жены их, дети, какие-то гости, человек пять, а может, и три тысячи. Я первым делом подарил подарки (там, в бутылке, еще мно-о-ого осталось), сказал А., что он тварь, паскуда и антисемит, лег возле какой-то тумбочки, дремлю. Слышу сквозь сладкий сон: а где же, мол, шашлыки жарить, дождь льет, дескать, проливной? А я костры только под проливным дождем разводить и умею: получится - хорошо, а не получится - какой же вам под проливным дождем костер?
Пошли, говорю, разжигать. Межнациональную рознь, спрашивают. Костер, отвечают, мировой пожар в крови. А дождик слабенький, не ливень, под таким я не могу. Давайте, предлагаю, на балконе: книжек у вас много, соседи миролюбивые, пожарная часть рядом. Сидим на балконе, жжем потихоньку разные детские книжки (те которые на вид побогаче), а тут такой ливень ударил, что можно стало уже и на улицу выйти. Водки три сорта: “Жидовская”, “Русофобская” и - специально для Пирогова - трехлитровая бутыль “Антисемитовки”. Стоим, пьем, сырым шашлыком закусываем, чужие автомашины пинаем (от дома решили не отходить). Играем в города.
Я: Иерусалим. Они: Мерзопакостинск. Я: Киев. Они: Верхнедерьмовск. Я: Копенгаген. Они: Нижнесранск.
Все равно я выиграл, плюнул в лицо Анкелю, оскорбил кого-то из гостей, дал Пирогову 600 долларов. Он мне должен 2400, так вот - “для ровного счета” (все-таки умеет русский народ свои гешефты обтяпывать!), улетел на крыльях любви. А поутру...
Cледующая серия наз. "А поутру".