А я как раз про них пасквиль в своей газете настрочил. Ругал-то, понятное дело, Путина, но все антипутинские пассажи редакционный юрист вычеркнул. Что делать? Как перед бывшими коллегами оправдаться (все-таки восемь лет в «КО» оттрубил)? Купили водки на их деньги, поехали выпуск очередного номера им срывать.
- Все равно, - говорю, - кругом теракты, пачки с газетами на взрывчатку похожи, милиция не пустит никуда и никого.
Проснулся, как всегда, у вахтеров. И на ярмарку сразу. А там певец Розаанов, поэт Емелин, певец Шеннон. В буфете, на стендах не то, что водки – пива не допросишься. Между двумя павильонами, где ярмарка проходит самолет стоит. Там Лимонов с другими фашистами количество жертв очередного теракта подсчитывают. Сидит с мобильниками, орут: «О, уже 245… 260… »
Как на бирже какой!
А мы с поэтом Емелиным (тоже фашист, но наш, тушинский, потому иногда очень даже любит выпить) бегаем по всему ВДНХ – магазин ищем. А дождь льет, как из ведра, а Розанов с Шенноном песни свои распевают…
Нашли. Бухнули, как люди, посреди дождя, а тут и мучение с песнями кончилось. Пошли в кабак, за Шенноном четыре девицы увязались. Узнав, что мы уже в кабаке, Листик подъехала. Сидим, ругаемся, о судьбах русского народа спорим, в проходящих мимо писателей и издателей пустые бутылки кидаем.
Тут Листик и говорит:
- Зачем Шенону целых четыре бабы? Давай одну себе заберем.
- Да ему и трех-то будет многовато, - соглашаюсь. – Возьмем лучше двух. Каждому по бабе.
Девки (подвыпили уже, видать) орут, возражают:
- Если брать, то всех четверых. Мы в одну группу детского сада ходили. И ебемся только вчетвером.
Делать нечего. Шенон спит уже, у Розанова жена со стопудовыми кулачищами – короче, увезли девок. Пока шли, заблудились, пришлось одну бабу азербайджанцу подарить – иначе он дорогу показывать не хотел. Вторая в машину не влезла (толстая очень), третью мы просто так проебали. Приехали с одной. Девка (дура) тут же полезла раздеваться, половыми губами трясти. Угомонили мы ее добрым словом и угрозами. Подвыпили.
Повалились спать на полу.
Утром ругаемся с Листиком:
- Еби, - говорю, - бабу свою. Притащила с книжной ярмарки, теперь и мучайся.
- Сам еби, - возражает, - я женщина, у меня по утрам эрекции не бывает.
Спорим громко, со слезами и оскорблениями, в девку пальцами тычем, убеждаем друг друга, что она еще вполне ничего, хотя ей и больше пятнадцати лет. Баба в слезы, конечно, да еще и на бухло наше утреннее нацелилась. За бухло мы единым фронтом вступились. Баба сдристнула, а мы долго еще собачились с Листиком из-за нее. В кафе «Торопыжка» возле метро «Планерная» чуть пиво от злобы не разлили.
А все – литературные поклонницы! Туда их в качель, проклятый социум!