Ну а тот к эпилептологу.
Там сидит на телефончике
Робот. И гудит свое:
Вы звоните, вам ответится,
Ну а может, не ответится,
Вы звоните, вы звоните, мол,
Робот мило говорит.
Снова я до поликлиники
Шкандыбаю к участковому.
Та опять сидит в компьютере,
Говорит: пора и в гроб.
Что лечить? К чему старания?
Бесполезные движения
Ни к чему не приведут.
Но к хирургу все же надо вам,
Он отправит к ортопеду вас,
Тот, поди, и посоветует
Вам какой-нибудь совет.
А бухать нельзя ни капли вам,
Хлеба тоже с шоколадками
Вам нельзя, нельзя, нельзя.
Все же вам к элиптологу,
Надо вам к эпилиптологу.
Вы звоните, он когда-нибудь,
Может, скажет вам чего.
А не скажет, на автобусе,
Поезжайте на автобусе
До больницы Злодюковича,
От Москвы лишь два часа.
Самолетами и поездом,
На собаках мимо кладбища,
Замечательное Кунцево
И Можайское шоссе.
Там побьют, к эпилептологу
Не запишут вас, конечно же,
Но зато страну увидите.
И Можайское шоссе.
Я иду, музей Есенина,
Прохожу музей Есенина,
Дальше мимо вытрезвителя,
Я когда-то в нем лежал.
Ох-хонюшки-хохонюшки,
Мне бы хлеба с шоколадками,
Но соленого и сладкого
Мне нельзя, нельзя, нельзя.
А тем более, ни рюмочки,
Ни стаканчика, ни кружечки,
А зачем такая сдержанность,
Если бонба прилетит?
Прилетит большая бонбочка,
Разнесет Москву-страдалицу.
Что, конечно же, невесело,
Но не самый гран-капут.
А вот самое печальное,
А вот самое обидное,
Если бонба метко свалится,
Я же буду, сука, трезв.