Но все-таки готов постичь причину.
Когда троллейбус волею судьбы
Вдруг остановится, печально замирая.
Вослед ему товарищи его
Выстраивают горькую колонну.
Что делать им?! Объехать ведь нельзя.
О горе! горе! – стоны пассажиров,
Зубовный скрежет змея-сатаны…
Но такова насмешница природа.
И я смолкаю, сердцем оробев.
Так и трамвай. Застенчивые рельсы,
Что нежно пролегают вдоль воды
Не позволяют, если что случится,
Товарища смиренно обогнать.
О горе! горе! - вопли пассажиров,
Злодейский хохот змея-сатаны…
Но такова – в том суть ее! – природа.
И я смолкаю, сердцем оробев.
И я терплю, роптанья незаметно
Слетают с уст, печалься, грусть, молчи.
Но не таков! О, не таков злодейский
Бесстыдный нрав автобусов иных.
Точнее, всех, не буду лицемерно
Оправдывать преступные дела.
Когда идут, как будто издеваясь,
Как будто зло питает их нутро,
Так вот, когда автобусы колонной
Бесстыдной беззастенчиво идут.
Их машинисты, штурманы, пилоты,
Водители, извозчики, князья
Глядят вокруг, дремуче улыбаясь,
А пассажиры плачут у столбов.
Стояли час, ну, может быть, чуть меньше.
И вот – пришли враждебною ордой
Автобусы.
Дай силы мне, пространство!
И покарай их, дьяволов, Господь.
Печально мне. Вокруг летают птицы:
Все остановки сделаны для них.
Ведь пассажир увидеть не способен,
Когда табличка, та, где номера
Маршрутов и конечных остановок
Указаны, так вот, когда она,
Та безусловно нужная табличка,
На крышу почему-то взнесена.
Ее узреть способны только птицы.
А пассажир отнюдь не воробей.
Какое зло! Какое бессердечье!
Какая прихоть ловких палачей.
Летают птицы, изучив маршруты,
Идет автобус, а за ним другой.
И третий, и четвертый, и десятый.
И дьявольски хохочет сатана.