* * *
Несогласные черти бунтуют в аду.
Разливают прохладное пиво
По котлам вместо жаркой смолы. На беду
И в раю тоже все некрасиво.
Недовольные ангелы подняли шум.
И разгула хотят, и разврата.
Курят водку с чертями и пьют анашу
Под куплеты певца Арафата.
Обнаглели в конец. На начальство плевать.
А начальство, ломая систему,
Между адом и раем, где водная гладь
Собрались и решают проблему.
Что нам, божинька, делать, ответь на вопрос,
Как же быть с непутевой бедою?
Непонятное что-то затеял Христос.
Наш сынок, между прочим, с тобою.
Да, друзья, сатана потому сатана,
Что он баба и богу супруга.
Говоря по-простому, он богу жена
И подруга из ближнего круга.
Обнялись и рыдают. Молчат небеса.
И геенна молчит ошалело.
А Христос преспокойно творит чудеса,
Совершая великое дело.
И не ведает он о возможной беде,
О судьбе иудеев и греков.
Потому что, вы знаете, в мутной воде
Очень трудно ловить человеков.
* * *
Как на израненную птицу
Собаки прут в лихие дни,
Россия катится в столицу
Из Дагестана и Чечни.
Из городов. Больших и малых.
Наладить сбыт, устроить быт.
На всех измученных вокзалах
Москва России говорит.
Каких тебе еще резонов?
Зачем плескаться по Кремлю?
Твои 140 миллионов
Я у себя не поселю.
Ты не чужая. Уезжая,
Родная, прыгай и звени.
Россия, ты у нас большая,
А я не очень. Извини.
Ты и сама прекрасно знаешь,
Что я и так едва дышу.
Ты мне рукой своей – махаешь.
А я в ответ тебе – машу.
Часть 2. Коктебло им. Волошина
* * *
Приезжая в Коктебло
Я набью тебе ебло.
* * *
То креветку безжалостно жамкая,
То сшибая трухлявые пни,
То противно старушечьи шамкая,
Ты живешь свои жалкие дни.
* * *
Раскинулась Оля широко,
Влагалище плещет внутри.
Ебомая волею рока,
А в жопе у ней пузыри.
* * *
Да ты Алиса Лиддел,
Подумал я, ебя.
Я никого не видел
Уродливей тебя.
* * *
Я теленок, но дуб не бодаю.
То ли блея, а то ли скуля.
Почему я все время страдаю,
Ну а ты наслаждаешься, бля?
* * *
Утром к морю, пока не потушено.
Здесь и море какое-то черное.
Коктебель – просто Малое Тушино.
А по-русски и вовсе – Планерная.
* * *
Была б Люда,
Дала б люто.
* * *
А чем же еще заниматься
В Крыму среди гор и красот?
Приехали девки ебаться.
А девок никто не ебет.
* * *
В Коктебеле, может быть, красиво,
Но похвал ему раздали с гаком.
Ну какая на хрен тут Россия?
«Продается» пишут с мягким знаком.
* * *
Краснорож и белотел,
Я приехал в Коктебел.
А уехал из КоктЕбля.
Ибо тут сплошная ебля.
* * *
Летают чайки над морями,
Скучает платный туалет.
И рыбаки клюют носами,
Поскольку смысла в мире нет.
И я похмелен и простужен.
И непонятно как живу.
Уже и холодно к тому же.
И очень хочется в Москву.
* * *
Собака сладко дремлет на природе.
И музыка несется из окна.
Мы взяли виноград на винзаводе
И сладкого десертного вина.
А от вина тебя вдруг заштормило.
И в голову бессмысленную – хрясь!
И ты на пляже драку закатила
На голеньких бросаясь и плюясь.
Я взял тебя в охапку, как мешок,
И с пляжа на карачках уволок.
Часть 3. Феодосия. Вокзал.
* * *
Не Колыма и не Гавайи,
Но тоже очень далеко.
Феодосийские трамваи
Летят куда-то в молоко.
Везут солдатиков на танке?
А может, поезд их везет?
Орет «Прощание славянки»,
Снует измученный народ.
Неразбериха из мелодий.
Продайте мне любой билет.
Здесь ничего не происходит.
Трамваев, кстати, тоже нет.
Часть 4. Поезд «Феодосия – Москва».
* * *
В жутком вагоне, как в стоге иголка,
Молча лежу и очками трясу.
Что отвратительней – верхняя полка
Или галдящее детство внизу?
Даже не знаю, и знать не желаю.
Впился в подушку и тихо реву.
И утешает одно лишь: я знаю,
Знаю, что все-таки еду в Москву.
* * *
Как хорошо на верхней полке!
Внизу жующая семья.
Всегда голодные, как волки,
А наверху несчастный я.
Они весь день все жрали, жрали,
А ночью храп стоял столбом.
Они пердели и стонали,
А поутру опять содом.
И детский ор и помидоры.
О, как поэту нелегко!
Но за окном уже не горы
И до Москвы недалеко.
Врут, поди, но все же
Говорят, что мы не вечны,
Так чего ж мы так смешны,
Что упорно копим вещи,
Будто нам они нужны.
Ты лежишь, тебя накрыло,
Заседает Страшный суд.
Все, что было, все, что мило,
На помоечку несут.
Другое дело, кто тут наши
Я не могу стоять меж них,
Молясь за тех и за других.
Хочу, чтоб наши победили.
Я буду только за своих.
* * *
То виктимен, то витален,
Интересное кино.
Ты, конечно, гениален,
Только пишешь ты гавно.
* * *
Никто не изобрел незыблемее нормы
Как точно распознать границы ойкумен.
Пока не начались высокие платформы –
Снаружи Колыма и в ней сидит чечен.
Там волки и слоны, гиены и шакалы,
Там плещется вулкан и пышет ураган.
Там нету городов, и нависают скалы,
И человека ест огромный уркаган.
Там не растет трава, животным нету корма,
Там джунгли без конца и пляшут басмачи.
О, где же ты моя высокая платформа?
Россия и жилье, Москва и москвичи?
* * *
Нет готовых ответов,
Где низы, где верхи.
Не обижайте поэтов,
Потому что стихи
Могут быть и обидной
Цепью красивых слов.
Поэту все видно.
И он суров.
Платформа Хомяково
Малышня вагонная взбесилась,
Я ее не замечаю даже.
Потому что все же появилось
Самое красивое в пейзаже.
Самое прекрасное на свете,
Что не хуже водки или порно:
Не затмят галдящие злодети
Первые высокие платформы.
* * *
Прощай убогий полуостров,
Прощайте горы и кизил…
Мой дождь, соскучившийся просто,
От самой Тулы зарядил.
Такие дождики смешные
Об окна тенькают, звеня.
Уже желания земные
Почти возможны для меня.
И ничего не удручает,
И посвежела голова.
Слезами радости встречает
Меня осенняя Москва.
Воспоминание о Кокто… о Кокте…беле-меле
Никогда я не был в Коктебеле.
Ты меня не спрашивай о нем.
Говорят, там вьюги и метели,
Говорят, гоморра и содом.
Говорят, там робкие грузины
Извели застенчивых татар.
И на каждом пляже муэдзины
Голышом поют аллах акбар.
Говорят, там горы или скалы,
Говорят, там речка и моря.
Мало ли что скажут аксакалы
Турагентства фабрики «Заря».
Говорят… Ни при какой погоде
Ты не слушай глупой ерунды.
Ты возьми вина на винзаводе
И иди подальше от воды.
И еще. Забудь о Коктебеле.
Средь родных берез и тополей
Выебут тебя и отметелят
И в Мытищах. Даже посильней.